Светлой памяти моего брата посвящаю.

 

Нина Фёдоровна Леонтьева (Дмитриева) 

 

ЭТОТ ДАР ОТ БОГА

 

Ясное летнее утро. Трава еще в росе. Где-то запоздало пропел петух. Из дома выбегает маленький мальчик, спускается по ступенькам и лезет под крыльцо. Следом выходит мать.

            -Коленька, сынок, что ты там делаешь?

            -Я хочу увидеть шар.

            -Какой шар?

            -Вы же вчера говорили, что мы живем на Земном шаре.

Тем же летом. Семья собирается обедать. Слышен топот маленьких ножек и в комнату со слезами вбегает Коля. Мама:

-Что случилось? Почему ты плачешь?

Коля показывает маме покрасневший пальчик и, продолжая всхлипывать, говорит:

             -Меня пчела укусила.

             -Как же так получилось?

             -Я хотел взять у нее мед, а она меня укусила.

Коля, как и все дети, впитывает все, о чем говорят взрослые и все хочет проверить. Маленький мальчик познает большой мир.

Наш отец, Дмитриев Федор Дмитриевич, родом из Смоленской области, мама, Трифонова Клавдия Федоровна,-из Владимирской, а встретились и поженились они после войны в Московской области.

Мама закончила Учительский институт, когда еще шла война. Ее направили работать учителем истории в деревню Федюнькино Наро-Фоминского района, недалеко от города Вереи.

Время было голодное. Мама рассказывала, что она вместе с местными жителями собирала на полях неубранную мерзлую картошку. Тем, в основном и питались.

Отец до войны закончил педучилище. А после войны поступил на заочное отделение Учительского института и стал работать учителем русского языка и литературы.

Вскоре отцу предложили стать директором Архангельской семилетней школы. Родители решили съездить в Архангельское, посмотреть село, школу. Архангельское им понравилось. Красивая местность, река Таруса, вековые липы, лес рядом.

Школа размещалась в деревянном одноэтажном здании, говорили, что это бывшая дача любовницы владельца ГУМА. При школе была небольшая квартира для учительской семьи. К школе вела лиственничная аллея. Внизу протекала река, когда-то с рекой соединялся протокой пруд, вырытый для катания на лодках, но в начале 50-х годов этот пруд представлял собой заросшее болотце.

Над рекой на возвышенном месте красовалась церковь, построенная в 1822 году в честь 10-летия победы в Отечественной войне 1812 года архитектором Бове. И вот часть этой церкви использовалась под колхозный склад, а другая часть служила клубом. Непростительное кощунство! (В настоящее время церковь частично восстановлена, в ней проходят службы).

Отец принял предложение, мы переехали в Архангельское и стали жить в маленькой квартирке при школе. Здесь и родился 25 января 1953 года мой братик Коля.

Отец любил и хорошо знал русскую литературу, читал наизусть стихи Некрасова, Фета, поэму «Цыгане» Пушкина, «Мцыри» Лермонтова, сам пробовал писать стихи. Он был человеком общительным, энергичным, жизнерадостным. Бреясь по утрам, часто что-нибудь напевал, в свободное время играл на балалайке. Несколько лет он, бывший фронтовик, кроме русского языка и литературы, вел в школе уроки физкультуры. Перед началом занятий проводил на улице утреннюю гимнастику для всей школы. Учил ходить на лыжах, преодолевать препятствия, в пору летних каникул вместе со своим другом, учителем математики, водил нас в многодневные походы.

Мама была несколько иного склада, не столь общительна, но она много внимания уделяла нам, детям, ведению домашнего хозяйства. Мама много читала, любила историю Древнего мира, и мы с Колей рано познакомились с легендами и мифами Древней Греции и Древнего Рима. Мама неплохо рисовала, помогала в оформлении школы, выпуске стенгазет.

Наши родители всегда подписывались на газеты и журналы. Для себя выписывали «Правду», «учительскую газету», районку «Красное Знамя», для нас - сначала «Мурзилку», потом журналы «Пионер» или «Костер»,газету «Пионерская правда», а также для общего чтения журналы «Юность», «Вокруг света», «Наука и жизнь».

Была и домашняя библиотека. Но в основном мы брали книги в нашей сельской, очень неплохой, библиотеке. Читали сказки, приключенческую литературу, фантастику, книги о войне, читали русских и зарубежных классиков, научно-популярную литературу.

Появление телевизора «Рекорд» стало событием. Но качество изображения не всегда было хорошим. Часто приходилось выбегать на улицу и немного подправлять высокую антенну, прикрепленную проволокой к липе. В общем, один крутил антенну, а другой сообщал через форточку, как меняется качество изображения.

Хотя семейный бюджет был скромным, родители выплачивали ссуду, взятую на строительство дома, у нас с Колей были лыжи (у каждого) с мягкими креплениями для валенок, велосипед (один на двоих), позже нам купили коньки на ботинках и мы вместе с друзьями с наступлением морозов катались на льду реки, дружно расчищая после снегопадов свой каток. Подарили нам родители и фотоаппарат «Смена». Фотография стала любимым увлечением, мы сами проявляли отснятую фотопленку и печатали снимки, включив красный фонарь и плотно завесив окно и дверной проем в своей маленькой комнате. Коле купили баян, он пытался самостоятельно научиться играть на нем, кое-что получалось неплохо, но особых успехов это занятие, к сожалению, не имело. Отец рано научил нас игре в шахматы, с тех пор мы полюбили шахматы на всю жизнь. Играли часто и подолгу. Любовь к этой замечательной игре передали позже и своим детям.

Пока Коля был маленьким, ему приходилось вместе со мной - старшей сестрой - проводить время в девчоночьей компании. Мы дружили с Апряничевыми, в этой семье было пять девочек, и лишь позже родился мальчик Саша, с которым Коля, повзрослев, много общался.

В раннем детстве летом мы много играли на площадке перед школой. Играли в мяч, в дочки-матери, в школу, в прятки. До сих пор помню, как прятались под огромными лопухами, росшими в самом углу школьного двора возле сарайчика. Земля была хорошо удобрена, лопухи - огромные и так здорово было прятаться под их большими листьями, освещенными солнцем, и потому снизу они были нежно-зеленого, салатного цвета. Любили мы ходить в «Барский» сад, где росли в основном липы, на болотце за «Барским» садом, где было много цветов, которых сейчас я почему-то уже и не встречаю, ели какие-то съедобные травы.

Оглядываясь назад, в прошлое, я ловлю себя на том, что память странным образом сохранила фрагменты нашего детства, нет целостности картины воспоминаний, мелькают лишь отдельные «кадры», возможно, и не самые значимые.

Весна. На реках тронулся лед. И наша Таруса вышла из берегов, разлилась, затопила низкие места. Мы катаемся на льдинах. Родители, конечно, об этом не знают. Но, бывало, не устоишь, зачерпнешь воды в сапоги (мы все же катались на мелководье, понимали, что на глубине опасно) и тогда уж приходилось дома держать ответ, где были, да что делали.

Лето. Жаркий день. Мы вдоволь накупались, нарвали цветов и обсыпаем ими Колю и Лену Апряничеву, приговаривая: «Тили-тили-тесто, жених и невеста».

Поспела земляника, и вновь гурьбой, прихватив баночки, мы отправляемся на «Бабку» или в Соловьев лес собирать ягоды. Земляники много; ягоды, прогретые солнцем, источают ни с чем несравнимый аромат.

Никогда не забуду, как маленький Коленька в мой день рождения в начале июля, ничего никому не сказав, сбегал один за земляникой и преподнес мне в подарок стакан любимых мною ягод.

Мы с братом были дружны. Даже первую, созревшую в огороде клубничинку, или последнюю оставшуюся конфету делили пополам. Конечно, были и ссоры и слезы и недопонимание, но не часто.

В 1957 году родители достроили дом, и мы справили новоселье. Дом построили на окраине села, совсем рядом со школой. Посадили яблони, смородину, стали выращивать зелень, овощи, картошку, сделали клумбы, посадили цветы. Сразу за огородом начинался «Барский» сад, с другой стороны крутой спуск (хорошо было зимой кататься с него на санках и кувыркаться в снегу) вел к вековым липам и реке. В доме были две маленькие комнаты и одна побольше, небольшая кухонька и большая русская печь, на которой в зимнее время мы отогревались, вернувшись с улицы. Печку, выложенную сверху кафелем, мы делили с котами и кошками, которые постоянно у нас жили. Там же мы в морозные дни и читали и играли. Дверь из дома вела на большую застекленную террасу, а с террасы было два выхода: на сельскую улицу и в сад. Летом можно было спать на террасе, а можно и на чердаке, на душистом сене. Как-то мы с Колей устроились ночевать на чердаке, поболтали немного и стали засыпать. Вдруг я услышала какой-то писк, похожий на писк котенка, Коля тоже стал прислушиваться, спать мы уже не могли. Воображение рисовало маленького несчастного  брошенного котенка. Мы быстро спустились по лестнице на террасу, выскочили на улицу и помчались в темноте к болотцу за «Барским садом», именно оттуда мы слышали писк. Но никакого котенка там не было. Прислушиваясь к ночным звукам, и выждав некоторое время, мы поняли, что слышали не писк котенка, так кричала какая-то ночная птица. Уже не спеша мы вернулись на чердак и, успокоенные, быстро уснули.

Сентябрь. Начался учебный год. После уроков, не заходя домой, мы отправлялись за боярышником. Заросли боярышника начинались в конце лиственничной аллеи. Побросав портфели, мы забирались на ветки колючего кустарника и уплетали вкусные и полезные ягоды, выплевывая довольно крупные косточки. А боярышник был разных сортов: вкусный и очень вкусный.

Наступала грибная пора, и мы снова отправлялись в лес, теперь уже с лукошками по грибы. Лисички, сыроежки, подберезовики и подосиновики, позже - чернушки, которые Коля очень любил в соленом виде, и опята. Но самое главное – это белые! Белый гриб – царь грибов. Каждый раз, находя белый, испытываешь какое-то особое чувство. Хорош! Ну и красавиц! Прежде чем срезать, обойдешь вокруг него, полюбуешься со всех сторон, а то и позовешь полюбоваться кого-нибудь из рядом оказавшихся друзей.

Придя домой, мы с Колей раскладывали на террасе белые, каждый – свои, а потом считали, у кого сколько, считали именно по «головам», а не по массе. Бывали сезоны, когда мы приносили по сотне с лишним белых грибов. Конечно, ходили и за малиной. Лесная малина по вкусу и аромату превосходит садовые сорта. Ягоды хорошо видны, если немного присесть и посмотреть на них снизу. Вот красота! Освещенные солнцем, многочисленные ягоды кажутся полупрозрачными, они как будто светятся.

Зима. Приближается один из самых любимых праздников и детей и взрослых – Новый год! За несколько дней до наступления праздника папа с учителем математики Матвеем Гавриловичем договариваются с лесником, запрягают лошадь в сани, берут в помощь нескольких мальчиков и отправляются в лес за елкой. Мы с нетерпением ждем их возвращения, а потом придирчиво оцениваем, хороша ли лесная красавица и, дождавшись, когда елочка оттает и обсохнет, а взрослые установят ее, начинаем елку наряжать. Дома тоже устанавливалась елка из леса. Мы с мамой заранее вырезали из бумаги снежинки, делали бумажные фонарики, разноцветные цепочки, гирлянды, были, конечно, и купленные елочные украшения, но каждый год мы что-то делали и своими руками.

Мама незадолго до наступления Нового года ездила в Дорохово, покупала подарки и гостинцы. В Новогоднюю ночь мы с Колей доставали из-под елки одинаковые, сшитые мамой, мешочки, с нетерпением открывали их и радовались по-детски искренне всему, что туда было положено.

Впереди каникулы! Хочется вдоволь, и почитать, и поиграть, и погулять. Вижу, как будто со стороны, как мы с Колей идем в библиотеку, которая разместилась в обычном деревянном доме в центре села. Из печных труб валит дым, поднимаясь вертикально вверх, все деревья в инее, и так красиво все это смотрится на фоне голубого безоблачного неба. Под ногами хрустит снег, День выдался морозный. Ну, что же, выберем сейчас интересные книжки, придем домой, заберемся на печку и будем читать. А чуть спадут морозы, тогда и на улицу побежим.

Главные зимние забавы – это, конечно же, лыжи и санки. В оттепель лепили снеговиков, строили крепости, играли в снежки, бросали их в мишень на меткость. А на санках и лыжах катались с крутой горы. От церкви – вниз,  к замерзшей реке, а то и через реку проезжали. Мальчишки строили трамплины и ловко преодолевали их. А рядом был заброшенный песчаный карьер с очень крутым спуском. Там катались смельчаки. Стоишь на краю обрыва: оттолкнуться и покатиться – страшно, уйти – невозможно, как магнитом тянет крутизна. В конце концов, решались и – вниз, сердце колотилось, адреналина – хоть отбавляй, в коленках слабость, но в душе восторг: «Ура! Я смогла». (Или смог).

В школе у Коли появились друзья – мальчишки, он стал меньше проводить время с нами, девчонками. Одним из самых близких друзей стал Толя Новиков. Коля и Толя увлеклись астрономией, читали соответствующую литературу, покупали астрономические календари на текущий год, отыскивали на небе созвездия, планеты, вели какие-то записи своих наблюдений. Увлечение, на мой взгляд, было серьезным.

Отец Толи, дядя Костя Новиков, работал конюхом. Мы приходили к нему на конюшню, помогали разложить сено в кормушки, почистить стойла. За это дядя Костя разрешал нам покататься верхом на лошадях, чаще всего до реки, до водопоя. Лошадей выбирал немолодых, смирных, надевал на них уздечки, седел нам не полагалось. Выезжая на деревенскую улицу, мы изо всех сил старались разогнать своих лошадок, пуская в ход пятки босых ног, но лошадки наши предпочитали двигаться не торопясь (дядя Костя был спокоен за нашу безопасность). Были, конечно, и резвые лошадки, помню кобылу по кличке Волга, высокая, своенравная, но на ней поскакать дядя Костя разрешал не каждому.

Несколько раз мы были в ночном, выпросив разрешение у родителей. Кто хоть раз побывал в ночном, тот знает, как это здорово и незабываемо! Набрав еды (вареных яиц, хлеба, огурцов, картошки, чтобы испечь ее в костре), с наступлением сумерек верхом на лошадях мы отправлялись на луг за рекой. Там же, за рекой, располагалось сельское кладбище. Спутав коней и выбрав подходящее место, мальчишки разводили костер, пекли картошку. Темнота вокруг сгущалась, где-то в лесу ухал филин или кричала сова. Мы с аппетитом уплетали все, что принесли с собой, смеялись, толкались, дурачились. Наевшись, постепенно притихали. Смотрели на звездное небо, на выкатывающуюся из-за горизонта огромную луну. За спиной темная стена леса, в отдалении – кладбище, слышны какие-то звуки, то треск, то крик ночной птицы, кони вздыхают, похрапывают. Страшно! Мы жмемся друг к другу и к костру. И тогда кто-нибудь начинает рассказывать истории, как правило – страшные, его сменяет другой, третий. Лишь к рассвету смолкают голоса, и многие засыпают, свернувшись клубочком. На траве появляется роса, становится прохладно. Сладок предрассветный сон. Светает. Постепенно все просыпаются, кто-то пытается разжечь еле тлеющий костер. Раннее летнее утро – это особое время суток. Наблюдать торжественный восход солнца, слышать многоголосое пение лесных птиц, смотреть, как меняются фантастические краски на небосводе, как постепенно рассеивается туман над рекой, как идет, помахивая хвостами, подгоняемое пастухом, мычащее коровье стадо на пастбище, это – незабываемо.

Вот так протекало наше босоногое деревенское детство. Нам не было скучно. Жили мы не богато, но мы были счастливы.

Мама, как классный руководитель, возила своих учеников на экскурсии в Москву и брала с собой нас с Колей. Мы побывали в Московском Кремле, в Историческом музее, музее Революции, музее Изобразительных Искусств имени Пушкина, в Третьяковской Галерее, на ВДНХ, в Московском планетарии.

В отпуск ненадолго мы ездили с мамой в деревню Анискино Владимирской области к бабушке, маминой маме. Места там замечательные! Ходили в лес за грибами, за черникой и голубикой, купались в Черном озере. У Коли в Анискино было много друзей, с которыми он пропадал на улице с утра до вечера. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что у Коли всегда было много друзей: и в детстве, и в юности и во взрослой жизни. Он располагал к себе своей открытостью, искренностью, доброжелательностью, начитанностью, чувством юмора, он был прекрасным рассказчиком, не стеснялся подшутить над собой, мог рассказать о курьезных ситуациях, в которые иногда попадал. Он любил людей, ему необходимо было общение. Коля ценил талант и открыто и искренне восхищался поэтическим даром многих своих друзей. Мог Коля легко и просто разговориться и с попутчиком в электричке и с подвыпившим прохожим, попросившим у него закурить. Самобытность, откровенность, нестандартность взглядов и мышления – вот что привлекало Колю. Его отталкивали лишь такие качества, как снобизм, бахвальство, высокомерие.

Анискинская бабушка Прасковья Ивановна рано потеряла мужа и одна поднимала троих детей: сына и двух дочерей. Сын ее, Алексей, погиб в Великую Отечественную войну под Ленинградом, наша мама стала учительницей, а младшая дочь – воспитательницей, а затем и заведующей детским садом.

Бабушка пекла в русской печке необыкновенно вкусные большие пироги с черникой. На стол ставили вскипевший самовар, из старинного буфета доставали красивые чашки с блюдцами, кусковой сахар, варенье и начиналось чаепитие, неторопливое ,с беседами. Бабушка была глубоко верующим человеком. Постоянно читала Библию, много текста знала наизусть. И хотя в то время мы были атеистами, из уважения к бабушке терпеливо и внимательно ее слушали.

С отцом мы частенько ездили в Москву, в гости к тете Маре (Марфе Дмитриевне), папиной старшей сестре. Семья тети Мары ютилась в комнате коммунальной квартиры на Таганке. Тетя Мара, муж ее, добрейший человек Дядя Яша, двое их детей, да еще мы приезжали с ночлегом, но всем находилось место, (стелили и на полу), не жаловались по поводу неудобства и тесноты, находились более интересные темы для разговоров. Тетя Мара доставала иногда бережно хранившиеся у нее письма нашего отца с фронта и читала их нам, хоть и знала содержание каждого почти наизусть.

            Коля рано начал писать стихи. Но заветную тетрадочку прятал. Поэтому для нас в семье было полной неожиданностью когда, получив очередной номер районной газеты «Красное знамя» и раскрыв ее, мы увидели напечатанные Колины стихи. Коля, конечно, был счастлив, он и не скрывал этого, он, видимо, и не очень верил, что его напечатают. Мы поздравляли Колю, радовались вместе с ним, хвалили его стихи. Узнали о публикации и его друзья, в селе многие выписывали районную газету. Эти первые опубликованные стихи придали Коле уверенности, не писать он уже не мог, все чаще уединялся со своей тетрадочкой. Но мы в семье еще и предположить не могли, что поэзия станет для Коли смыслом всей его жизни.

А время шло. Нас ждали тяжелые жизненные испытания. Серьезно заболел отец. Ему был поставлен страшный диагноз: рак желудка. Болезнь, видимо, была запущена, оперировать его не стали. Мама и родственники пробовали какие-то народные средства: настойку чаги, еще что-то, но улучшения не было. Отцу становилось все хуже и хуже. 24 мая 1966 года он умер. Было по-летнему жарко, буйно цвела сирень, пели птицы, а папы не стало. Этот страшный день я помню в мельчайших подробностях до сих пор. В этот день кончилось детство. А вскоре заболела мама. Но надо было жить, учиться, получать профессию. Мы с Колей пошли по стопам родителей – стали учителями. Оба закончили Орехово-Зуевский пединститут: я – факультет физики, Коля – факультет русского языка и литературы. Будучи студентом, Коля стал членом литобъединения, которым руководил писатель Бахревский. С тех пор имя этого замечательного человека я слышала от Коли постоянно. Расширился и круг друзей – тоже пишущих. Коля не любил сидеть на одном месте, его влекла дорога, новые места, новые знакомые. Он стал часто ездить с выступлениями по стране, побывал в Средней Азии, в Сибири. Возвратившись, с удовольствием рассказывал обо всем, что увидел. Слушать его было, как всегда, очень интересно. Коля никогда ни на что не жаловался, не сетовал на какие-то неурядицы. Если случались неприятности, он старался отшутиться, иронизировал, давал понять, что это все пустяки. И в письмах, которые он мне писал, и которые я так любила читать, сплошной позитив, описание какого-нибудь забавного случая, стремление приободрить, приподнять над серой обыденностью. А как он умел подписывать свои книги, поздравительные открытки! Всегда оригинально, весело, часто в стихотворной форме.

В студенческие годы Коля иногда предлагал мне съездить куда-нибудь, посмотреть интересные места. Я ездила с ним на родину Есенина, в село Константиново. Коля бывал там уже не раз и хотел, чтобы и я увидела эти замечательные места. Поехали мы с ним на майские праздники, погода выдалась прохладная, моросил дождь, но нас это не остановило. Добирались мы электричками. Когда пересекли границу между Московской и Рязанской областями, в вагоне стал  слышен характерный рязанский говор. Громко обсуждались погода и виды на будущий урожай, у кого-то визжал купленный поросенок, а у нас настроение в этот ранний час, не смотря на бессонную ночь, было отличным: мы ехали на родину Сергея Есенина!

Запомнилась мне и другая поездка с Колей, на этот раз в Суздаль с остановкой во Владимире. Были ноябрьские праздники. Побродив по Владимиру, побывав у Золотых Ворот, полюбовавшись на храмы, мы добрались до Суздаля лишь поздно вечером. Мест в гостинице не оказалось и мы с Колей пошли гулять по ночному Суздалю. Шел крупный снег, но было не холодно, мы успели до закрытия купить в одном из магазинчиков, что-то перекусить, и, жуя на ходу, ходили и ходили по улочкам города. Сначала было весело, казалось, так до утра и проходим, но вскоре стали замерзать ноги и город мы, кажется, уже обошли вдоль и поперек, и время почему-то тянулось очень медленно. Пошли мы опять в гостиницу, к счастью, нам разрешили посидеть в вестибюле до рассвета. Расположившись в удобных креслах, мы с Колей даже сумели немного поспать. А утром уже знакомились с дневным Суздалем.

Окончив институт, я уехала работать по распределению в Горный Алтай. В свой первый отпуск, отдохнув дома, я предложила Коле до начала занятий поехать со мной, посмотреть красивейшие места Горного Алтая. Коля согласился. Самолетом мы долетели до Барнаула, оттуда – тоже самолетом, но уже маленьким, местного значения, до Горно-Алтайска, за тем автобусом по Чуйскому тракту, на юг области в село Чендек. Коле понравились эти места. Село расположилось в долине реки Катунь. Здесь находится мараловодческий совхоз. Кругом горы, хотя и невысокие, но очень живописные. Поднявшись на вершину ближайшей к селу горы, мы в ясную погоду любовались видом на самую высокую в горах Алтая гору Белуху. В конце августа Коля улетел домой.

Время шло. Коля учился, я работала, высылала маме определенную сумму каждый месяц после зарплаты. В письмах, которые я получала от Коли, стали появляться тревожные нотки: маме становится хуже. Я с трудом дождалась окончания учебного года и по справке от врача, присланной Колей, уехала на родину, в Архангельское.

Вскоре Коля окончил институт и стал работать учителем русского языка и литературы в Рождественской школе Рузского района. Там он и познакомился со своей будущей женой, молоденькой Алиной. Вскоре они поженились  Жизнь шла своим чередом. Я устроилась на работу в Полушкинскую школу, тоже родного Рузского района, где и работаю по сей день. 5 января 1976 года у Коли с Алиной родился сын Евгений, он сразу стал мне родным и дорогим. (Семьи у меня еще не было). Наша мама в это время лежала в больнице. Надежды на ее выздоровление таяли с каждым днем. 18 января 1976 года мама умерла. Она знала, что стала бабушкой, но внука так и не увидела. Было ей всего 53 с половиной года.

Я продолжала жить в Архангельском. Коля с женой и сыном приезжал сюда летом на время отпуска, отлучаясь лишь иногда по своим литературным делам.

Никогда не забуду наши вечера, а то и ночи напролет, проведенные на террасе архангельского дома. Коля читал свои стихи и стихи своих друзей, рассказывал о последних поездках, разных случаях, то курьезных, то серьезных. Иногда приходили наши друзья и мы говорили, говорили, Говорили обо всем: о прочитанных книгах, о Вселенной, о тайнах пространства и времени, мечтали вслух, шутили, смеялись, пили чай и снова говорили, говорили.

Позже, когда встречаться с Колей мы стали реже (у каждого семья, работа, заботы), я как-то сказала: «Коля, будет ли когда-нибудь у нас возможность, не отвлекаясь ни на что, поговорить обо всем, что нас интересует так, как когда-то в Архангельском?» Он мне ответил: «Нин, подожди, вот дети подрастут, тогда и наговоримся». Дети подросли, но появились новые проблемы. А я все не могла забыть те, архангельские вечера на террасе.

Прошли годы. Коля с Аллой построили дом в деревне Анискино, на родине мамы. Неожиданно для меня, Коля с удовольствием трудился на своем участке: делал грядки, что-то сажал и пересаживал вместе с женой, любовался цветущим садом, гордился выращенным урожаем. Видимо, почти в каждом из нас когда-то просыпается земледелец, и мы тянемся к земле, как дети радуемся появившимся всходам, стараемся постичь великую тайну: как из маленького зернышка вырастает то, или иное растение, формируется, цветет, дает плоды. Кем заложена эта программа развития? Как она реализуется? Обо всем этом и о многом другом очень хотелось поговорить с Колей. А Коля с Аллой меня давно приглашали к себе в Анискино. Я знала, Коле там хорошо, он по своей натуре не городской житель, он не любит шум, многолюдье и суету больших городов. Деревенская обстановка, природа, более располагают к творчеству, размышлениям, философскому настроению.

Выбраться в Анискино я смогла только в конце ноября 2004 года. Коля показывал мне дом, баню, беседку, колодец, рассказывал, что он сделал сам, какие у него планы, что и где он хочет посадить весной. А потом мы сидели за столом, уставленным вкусными блюдами, приготовленными Алиной и Колей, ели, пили, говорили. Коля решил разжечь камин, и вскоре мы перешли в маленькую уютную комнату, и расселись у огня. Огонь завораживает, располагает к откровенной беседе. А я, когда ехала сюда на двух электричках, всю дорогу читала Колины стихи. И вот, сидя у камина и глядя на огонь, я стала говорить Коле о его стихах, о том, что читала, и у меня наворачивались слезы. Я не плакала, а слезы текли, это были слезы, очищающие и просветляющие душу. Время от времени я смотрела на проплывающий за окном пейзаж, на облака и снова читала, и чувствовала, что обыденность, суета, проблемы уходят на задний план. Колины стихи пробуждали в душе все лучшее и чистое, заставляли задуматься над тем, что, действительно, ценно в нашей жизни, что истинно является ГЛАВНЫМ. Колин дар проявлялся и в умении видеть и слышать, и в умении выразить это в своих стихах.

Обо всем этом я и говорила Коле, сидя у камина, а он стоял сзади, сбоку, и я видела его лишь боковым зрением, и в какой-то момент мне показалось, что он как-то напряженно слушает и смотрит на меня. Мне даже стало трудно подбирать слова, я почувствовала, что Коля хочет понять, действительно ли искренне я говорю. Я говорила искренне. Я сказала ему спасибо за его стихи, они очень нужны нам всем. А потом добавила, что не буду, да это и не нужно, ставить в один ряд и сравнивать Колины стихи со стихами таких-то поэтов, потому что каждый настоящий поэт уникален, он поэтическими средствами дает нам свое видение мира, свое отношение к происходящему это дар от Бога.

На следующий день я уезжала домой. Коля с женой проводили меня. Мы договорились, что я приеду к ним летом. Разве могла я тогда подумать, что эта встреча с Колей была последней в этой жизни. Мне очень не хватает Коли. Читая Колины стихи, я по-прежнему плачу. Две вещи лишают меня сна: мысли о Вселенной и хорошие стихи, Колины в том числе.

              

                                                             Леонтьева (Дмитриева) Н.Ф.