У Старшинова была поговорка, то есть одна фраза, превратившаяся у него в поговорку: "А Коля Дмитриев — поэт хороший…". Старшинов повторял ее и к месту, и порой словно бы совсем не к месту.
     Например, разбирает он у себя в редакции альманаха "Поэзия" на столе какие-то бумаги, папки, рукописи… И разговаривает сам с собой, а заодно и с тобой вслух:
     — Вот эту рукопись мне такой-то автор прислал, эту — такой-то, надо мне будет ответить им…
     И вдруг ни с того ни с сего говорит:
     — А Коля Дмитриев — поэт хороший…
     И продолжает разбирать рукописи, как ни в чем не бывало.
     Или, например, рассказывает он тебе и другим находящимся около него авторам альманаха какую-нибудь историю о ком-то из поэтов, рассказывает, рассказывает, а потом вдруг ни с того ни с сего говорит:
     — А Коля Дмитриев — поэт хороший…
     И продолжает рассказывать свою историю о ком-то из поэтов.
     Или, например, сидит он в столовой, обедает со всеми, рассказывает всем, как он съездил на рыбалку, сколько щук поймал, и вдруг ни с того ни с сего говорит:
     — А Коля Дмитриев — поэт хороший…
     И продолжает говорить о рыбалке.
     Или, например, читает или поет он какие-нибудь новые частушки из своей коллекции, читает-читает, поёт-поёт и вдруг ни с того ни с сего говорит:
     — А Коля Дмитриев — поэт хороший…
     И продолжает читать и петь частушки.
     Я помню, как Старшинов показал мне книгу Николая Дмитриева в самый первый раз, в 1975 году. Он всегда показывал всем книги известных или пока еще неизвестных поэтов, которые ему нравились:
     — Ты знаешь такого молодого поэта — Николая Дмитриева? Он из Подмосковья, из Орехово-Зуева. Работает учителем в сельской школе. Вот он выпустил в "Молодой гвардии" свою первую книгу — "Я от мира сего"…
     — Я знаю известного поэта Олега Дмитриева…
     — А это не Олег, а Николай. Послушай, как он пишет… Вот, например, о войне и о своем отце, которого могла убить на войне пуля снайпера, но не убила, он ушел от нее, спрятался в клеверах и выполз оттуда живым и выжил, и таким образом вместе с ним выжил и сам Коля:
      В пятидесятых рождены,
      Войны не знали мы, но всё же
      В какой-то мере все мы тоже —
      Вернувшиеся с той войны…
      ...
      С отцом я вместе выполз, выжил,
      А то в каких бы жил мирах,
      Когда бы снайпер батьку выждал
      В чехословацких клеверах?..
     
     Это — программное стихотворение, хрестоматийное. Так о войне еще никто не писал. Он написал о ней от своего собственного лица, но и от лица всего своего поколения… Коля Дмитриев — поэт хороший… Он — сирота. Рано потерял родителей… Как Коля Рубцов. А вот смотри, как он написал про старого деда, которого внучка привезла из деревни к себе в город и вознесла его на девятый этаж, а он скучает по своей деревне:
      Ночью дед вставал — не спится,
      Письма родичам писал,
      Словно раненая птица,
      Над балконом повисал,
      Думал: что теперь в деревне,
      Живы ль, нет его друзья?
      И что старые деревья
      Пересаживать нельзя.
     
     Правда, ведь это очень глубокое стихотворение? Коля Дмитриев — поэт хороший…
     
     Потом у Николая Дмитриева выходили другие книги — "О самом-самом" (1978), "Тьма живая" (1983), "Три миллиарда секунд" (избранное из трех книг в серии "Восхождение", 1989), и все — опять же в "Молодой гвардии", не без помощи Старшинова… И Старшинов показывал всем его книги и новые подборки стихов в альманахе "Поэзия" и читал всем его стихи. И хвалил своего молодого тёзку и своего любимца и говорил:
     — А Коля Дмитриев — поэт хороший. Один из самых лучших среди молодых. Ему надо еще совсем немного, чтобы стать известным поэтом, а потом и классиком. Совсем немного он до этого недотягивает… Но обязательно дотянет. Ему совсем чуть-чуть для этого не хватает.
     Старшинов раскручивал всех молодых поэтов, которых считал особенно талантливыми. Но больше всех из всех он раскручивал Колю Дмитриева. И удивлялся, если кто-то не считал его таким хорошим поэтом, каким он сам считал его, а особенно если кто-то вообще не знал его. И он при каждом удобном и при каждом неудобном случае вворачивал в свои речи эту фразу:
     — А Коля Дмитриев — поэт хороший.
     Она играла в устах Старшинова рекламную роль "двадцать пятого кадра". Она западала в голову другого человека и запечатлевалась на экране его мозга. И человек невольно запоминал имя поэта Николая Дмитриева.
     Многие молодые поэты мечтали о том, чтобы и о них Старшинов постоянно говорил, как о Коле Дмитриеве:
     — А ….(имярек) — поэт хороший…
     И как же они радовались, когда он говорил про них такое и включал их в десятку, в пятёрку или в тройку лучших молодых поэтов. Словно только он и мог дать им пропуск в большую литературу и в бессмертие.
     
     20 мая 2004 г., Москва